Сложно определить жанр, в котором написана книга, – это некая смесь мифологии, философской притчи и исторического фэнтези. Книга буквально ошеломляет своей образностью и подвергает «перезагруз-ке», побуждая размышлять о многомерности бытия, взаимосвязи прошлого и будущего,
Объем 351 страница
1993 год
Осада церкви Святого Спаса
О книге
Магический реализм от Горана Петровича. Герои мигрируют из сна в явь и обратно. Во сне можно путешествовать во времени, злодеи во сне могут ограбить и убить, могут украсть все идеи и задумки. Даже беременность можно спрятать во сне, правда, длиться она будет в три раза дольше обычного, зато в реальной жизни никто ничего не заподозрит.
Тринадцатый век. На обитель Святого Спаса наступают болгары и куманы. Со своими жуткими атрибутами, мрачностью и кровожадностью они встают в один ряд с любым «войском мрака» из современного фэнтези.
У них зловещие тени, а у предводителя Шишмана шапка из рыси, которая оживает и по приказу хозяина бросается на провинившегося.
Повествование растекается по всей истории Европы: коварство легендарного слепца, венецианского дожа Дандоло, захват крестоносцами Константинополя, судьба двух сербских королей Драгутина и Милутина.
В романе есть даже свой Воланд – человек с сушеной тыквой, из которой высыпается тьма.
У любителей магического реализма роман займет достойное место после «100 лет одиночества» и «Мастера и Маргариты». Основанный на реальных событиях, читается и как историческое фэнтези и как философский роман.
«Сегодня окна в оба настоящих времени заложены камнем. Повсюду. Прошлое и будущее, которые нам вроде бы доступны, тоже выглядят совсем не так, каковы они на самом деле. Все настолько перекроено и перестроено, что собственную мать не узнаешь. Говорят, что в последний раз окна всех четырех времен были собраны все вместе в Жиче, в Спасовой церкви, точнее, в келье святого Савы. Но ты должен знать – все они разбиты. Разбиты не только их ставни. И не только сами окна. Это не самое страшное. Разбито все, что через них было видно. Я так долго учу тебя смотреть сквозь время, а ты хочешь растратить в нем свою жизнь!»
Каждая книга Горана Петровича – как шкатулка с драгоценностями, как озонированный воздух после грозы, как прохладная вода в жаркий полдень: смотришь-ненасмотришься, дышишь-ненадышишься, пьешь-не напьешься.Удивительные, необыкновенно поэтичные, незабываемые.
"Многие народы без следа исчезли не потому, что у них было слишком много врагов, а потому, что о них нечего было рассказать. На веки вечные умирает только тот, кого не поминают. А все остальные продолжают существовать так, как о них рассказывают…"
Об истории и хрониках земли Сербской, о Вере, о Добре и Зле, о Магии, о непростой судьбе народа и его противостоянии внешним силам – волшебным языком Горана Петровича.
Неожиданно поймал себя на мысли о том, что бесконечные аллегории на страницах этой, похожей на сон, книги – напоминают картину «Мама!» Даррена Аронофски…
"Раскрылось слово – и вот стал свет. А все дни были записаны в книге тогда, когда еще не было ни одного из них…"
Красивый и непростой роман. Он дарит надежду на возможное светлое будущее, но надежда эта всего лишь трепещущий огонек свечи, которую со всех сторон обступают мрачные тени, и которую слишком легко загасить неосторожным движением. Или словом
Мнголика история сербского народа. Трагично. Но сила их в вере. Достояние – в людях. Как и горести – от людей. Интересное переплетение реальности и снов, поражений и побед.
Оставьте отзыв
Ее платья приезжали к ней из Парижа – в одном сундуке они сами, в другом их шелест, а в третьем вздохи молодых людей, которые и приличествуют в таких случаях.
Для каждого слова есть свое перо. Например, слово «небо» пишут легким касанием летного пера взрослого ястреба, а «трава» – пером с брюшка скворца, «море» – пером альбатроса, некоторые книги написаны пером болтливой гаги, а чтобы описать ваш черный костюм, нужно писать с сильным нажимом пером из хвоста крупной галки.
– Другим для острастки отправьте-ка их в «ничто»!– Нет, господин наш, только не это! Пусть нас разорвут на куски, привязав к четырем кобылицам, пусть изрубят саблями, пусть задушат золотистые куницы! Заклинаем тебя всем, что тебе дорого, господин, смилуйся над нами, несчастными, накажи нас одной только смертью! – рыдая, умоляли шпионы.Напрасно. Тот, чьей обязанностью в походах были казни, тут же двинулся от воина до воина, поднося к каждому пустой открытый мешок. И каждый, независимо от высоты своего положения, обязан был сдать все, что ему было известно о несчастных. Все. До последнего звука. Включая то, кем были их родители, какого цвета у них глаза, имеются ли родинки, над чем они смеялись на привале в лесу, что и где им снилось, кто в Видине ждет их возвращения… Наложницы из носилок добавили кое-что об их мужской силе, любовном трепете, даже вздохах. Собрали все. Совсем все. А сверху положили и сами их голые имена. Теперь больше никто не имел права упомянуть о них ни звуком.После того как палач собрал в мешок все, что можно было сказать об осужденных, он набил туда веток и сухих листьев. Потом искрой подпалил трут и тоже сунул его в мешок. Еще влажное от соприкосновения с губами содержимое мешка сначала голубовато тлело. Казалось, писклявым шипением и потрескиванием оно продолжало беспомощно сопротивляться даже тогда, когда огонь стал разгораться. Наконец все вспыхнуло ярким пламенем, после чего и последнее упоминание о злосчастных превратилось в пригоршню молчания. Это и было оно. Это было «ничто».
Многие народы без следа исчезли не потому, что у них было слишком много врагов, а потому, что о них нечего было рассказать.
Некоторые науки можно изучать без малейшей доли преданности, для некоторых достаточно простого прилежания, но есть и такие, для которых единственная поддержка - любовь.
Отзывы
4